Но Инга сразу же наткнулась на передачу, которая вновь зацепила ее эмоции с жестокой беспощадностью. С экрана вещал молодой человек, который показался Инге знакомым. Но только после того, как ведущий назвал его имя – Степан, она вспомнила, что этот парень – бывший гитарист из Лёкиной группы, с которым она однажды, не так давно, встретилась в кафе. Гитарист скорбно вещал о великой утрате, постигшей их группу. И обнадеживал поклонников тем, что группа и дальше будет существовать – несмотря на то, что осталась вначале без директора, а потом – без солистки.
– Мы находимся в стадии переговоров… Будет подписан новый контракт… – долетали, не цепляя сознания, фразы из разговора. И Инга морщилась: не успели Лёку похоронить, а они, ее музыканты, уже о выгоде думают. Наверняка сыграют на гибели солистки и запустят дополнительный тираж дисков – ведь всем известно, что лучшего пиара, чем трагедия, пока еще не придумали.
– …Новый диск откроет песня, посвященная ее памяти…
Уже и песню новую успели сочинить! Инга вскочила с дивана с тем, чтобы выключить телевизор. Но остановилась, потому что услышанное шло вразрез с ее домыслами.
– …Она была первой вокалисткой. И тоже трагически погибла.
Позвольте? Какая еще первая вокалистка, вторая? Лёка была единственной!
– Диск будет носить ее имя – Анастасия…
Инга выключила телевизор и нервно зашагала по комнате. Ее распирало от негодования. Кощунственно, кощунственно! При чем здесь какая-то Анастасия?
Она закусила нижнюю губу и помотала головой, словно пытаясь прогнать нежелательные мысли.
«Поздно уже сожалеть об этом, – осадил ее внутренний голос, занявший позицию адвоката, тогда как сама Инга выступала прокурором. – Ты сделала все, что могла. Остальное уже не от тебя зависело». – «Да, но я ошиблась, ошиблась!» – «Ты не бог, – безжалостно напомнил внутренний голос. – И не сыщик», – строго добавил он вновь шевельнувшейся жажде мщения.
Алексей Чернов сидел за столом в своем домашнем кабинете и, рассеянно смоля уже третью по счету сигарету, неаккуратно стряхивал пепел мимо пепельницы. Пепельница не вписывалась в антураж кабинета с антикварным столом из темной древесины и из такого же материала шкафом, с дорогими письменными принадлежностями (Алексей питал слабость к канцелярии и покупал, как ребенок – игрушки, ручки, блокноты, ластики, линейки в больших количествах, но обязательно дорогие), явно дешевая – пластмассовая, выполненная в виде спасательного круга с написанным по его окружности названием городка. Но бесценная уже потому, что ее ему подарила дочь.
Обычно щепетильно относящийся к порядку в своем кабинете и следящий за тем, чтобы столешница была до блеска отполирована, сейчас Алексей, казалось, был абсолютно безразличен к тому, что пепел может повредить лак на поверхности стола. Перед ним лежал раскрытый журнал, и он, уже выучив заметку почти наизусть, все не мог найти в себе силы отвести взгляд от заголовка и фотографий.
Сейчас ему вспоминалось лето, завязывающиеся с Ингой отношения – тот момент, когда робкие ростки их любви только-только начинали проклевываться на неплодородной, как им казалось обоим, почве. Он хотел остановиться в воспоминаниях лишь на этом моменте, не идти дальше, но тот счастливый эпизод вытеснялся другим, неприятным, о котором они оба постарались забыть. Тогда Алексею подложили глянцевый журнал, в котором он увидел фотографию девушки, в которую успел влюбиться, в обществе… другой девушки. И ничего бы страшного в этом не было, если бы не провокационные пояснения к снимкам, намекающие на отнюдь не дружеские отношения между девушками. Как он тогда разозлился на Ингу! Посчитал, будто она его обманула, предала, посмеялась над ним.
К этим воспоминаниям его толкала заметка, прочитанная утром в журнале. Только в этот раз он, в отличие от прошлого, сам купил журнал, увидев заголовок на обложке.
С фотографии на него смотрело улыбающееся лицо молодой девушки – симпатичное, с нежными веснушками на тонком носу, которые не замаскировал даже грим, с большими, как у инопланетянки, зелеными глазами и высокими скулами. Узнаваемое лицо, растиражированное СМИ. А заголовок заметки, которую и сопровождали фотографии, гласил, что знаменитую певицу нашли два дня назад после концерта задушенной в гримерке.
Но и не это было главным, что заставило Алексея рассеянно курить сигарету за сигаретой и большими глотками пить из стремительно пустевшего бокала коньяк. А то, что в заметке упоминалось также имя Инги, выставленной причем не в лучшем свете.
В частности, вновь вытащили на свет историю о былой связи между девушками. Отыгрались здесь на полную катушку, и больше всех досталось Инге. Потом ясно намекали на то, что в загадочном убийстве певицы может быть замешана она: нашлись свидетели того, как Инга ушла за кулисы после концерта вместе с Лёкой, пробыла там какое-то время, а потом певицу и нашли задушенной.
Алексей со стуком поставил пустой стакан на стол и, решившись, сгреб журнал и швырнул его себе за спину.
– Сволочи! Дряни! – процедил он в адрес журналистов и сжал кулаки.
Ему надо позвонить Инге. Но он почему-то медлил, без особых на то причин. Понимал, что она сейчас находится в плачевном состоянии – и из-за гибели бывшей подруги (в этом месте Алексей брезгливо поморщился: все еще никак не мог примириться с тем, что у его любимой был опыт однополых отношений), и из-за ушата грязи, выплеснутой на нее в прессе (это он еще в Интернет не выходил!), и из-за выдвинутых в ее адрес обвинений. Но не мог заставить себя взять мобильный и набрать знакомый номер. Будто что-то не давало ему сделать это.